У него престижное образование: полтора года назад окончил юрфак ВГУ, но с криминальными элементами дела иметь пока не пришлось. Его нынешняя задача — бороться с другой заразой. Швабра, тряпка и ведро — вот главное оружие в этой борьбе. В операционной должна быть стерильная чистота, потому задача Давида — драить, драить и драить. Уже год и четыре месяца он трудится «санитарочкой» в детской больнице.
web development ukraine
Здоровый красивый парень ничуть не смущается своей роли поломойки. Более того, благодарен судьбе, что так получилось.
— Я всегда знал, что оружие в руки не возьму, — рассказывает Давид, закончив послеоперационную чистку. — От армии бегать не собирался и думал, буду служить, как отец, который не принимал присягу. Я христианин-евангелист. Моя вера не позволяет быть под началом тех, кто может дать команду убивать. В военкомате мне посоветовали пойти на альтернативную службу. И вот я здесь. Не выбирал, куда пойти. Сказали бы почтальоном — пошел бы почтальоном, послали бы в аптеку мыть пробирки — тоже, в хоспис — нет проблем. Но, считаю, мне повезло, что оказался именно здесь. По моей вере это лучшее, что могло бы быть. Моя работа в основном связана с уборкой: готовлю помещение к операциям, помогаю медсестрам, инструменты раскладываю. И еще помогаю привозить детей на операцию, а после — увожу.
Я постеснялась спросить, молится ли Давид за тех, кто находится на операционном столе. Но почему-то уверена, что это так. Парень в смешном зеленом колпачке, надвинутом ниже бровей, в великоватом ему халате, чуть сутулящийся, усердно трущий все поверхности в оперблоке, похож на настоящего брата милосердия.
Давиду пришлось документально доказывать свои убеждения: поначалу его нежелание принимать присягу вызвало легкое недовольство военной комиссии. Не «косит» ли, не отлынивает ли от священного долга? Но парень, как положено, за полгода написал заявление, пошел в церковь и взял документ, подтверждающий, что он ее прихожанин. И мытарить его не стали, дали добро на мытье полов в больнице.
— Я приношу пользу конкретным людям, а не гипотетическому обществу, — считает Давид. — К тому же не отрываюсь от дома: обычно к трем часам освобождаюсь, по выходным и праздникам не работаю.
Молоко за вредность
Дефицит персонала младшего звена — обычная история для всех медицинских учреждений. До недавнего времени санитарочка зарабатывала такие гроши, что и вымолвить стыдно: чуть более 2 тыс. в месяц. А ведь кроме постоянного мытья полов она должна перекладывать больных, таскать белье и еду — и все это рискуя подхватить инфекцию. Вы видели, чтобы молодые люди добровольно выполняли столь грязную работу за такие деньги? Я лично нет. Альтернативщики в этом смысле — настоящее спасение.
— Альтернативщики у нас появились в 2011 году, — рассказывает заведующий оперблоком областной детской больницы № 2 Борис Лунев. — За последние три года мы имели дело с тремя, двое из них и сейчас работают. Как правило, проходят службу по религиозным соображениям. Какая у них вера, мы не уточняем — зачем? Достаточно, чтобы приходили вовремя, работали добросовестно, дисциплину не нарушали, права не качали, повышения зарплаты не требовали. Но надо сказать, что с прошлого года дефицит санитарок стал меньше: зарплата увеличилась вдвое, и народ к нам пошел. Альтернативщики тоже получают эту зарплату плюс отпуск и выходные. Работа в хирургических отделениях считается вредной и дает возможность нарабатывать льготный стаж, кроме того — получать молоко за вредность, пол-литра в день. Ткачук работает у нас больше года. Прекрасный парень, побольше бы таких!
Операционная сестра Надежда Кузнецова тоже обеими руками за альтернативщиков:
— За три года у нас трудились трое ребят — Володя, Роман и вот теперь Давид. Очень хорошие мальчики — добросовестные, трудолюбивые. Уборка ведь традиционно считается женским занятием, не всякий парень за это и возьмется. А эти без разговоров — всякий день после каждой операции все драят. Санитарок нам всегда не хватало, а тут ребята, да такие — настоящий подарок судьбы!
Долг — подолгу
Законная возможность пройти альтернативную службу существует в нашей стране уже десять лет, но нельзя сказать, что пользуется большой популярностью. В первые четыре года АГС прошли 57 воронежцев. А в последние годы в каждый призыв не набиралось и десятка желающих.
Андрей Орлов — помощник областного военного комиссара — считает, что желающих послужить Родине социальным трудом становится меньше, поскольку у призывников раньше было много иллюзий:
— Поначалу этот способ замены службы в армии заинтересовал призывников, а потом интерес погас. Объяснение простое: срок службы. У обычного призывника он равен году, а у альтернативщика — один год и девять месяцев, то есть почти вдвое больше.
Срок альтернативной службы рассчитывался Генштабом следующим образом: солдат служит 24 часа в сутки (солдат спит — служба идет), а альтернативщик работает восемь часов. Военные что-то там умножили, вывели коэффициенты, и у них получился 21 месяц — чтобы жизнь, как говорится, медом не казалась.
Но тех, у кого на кону стоят убеждения, такой нестроевой способ отдать долг родине не отпугивает. Основная причина, которую называют призывники, не желающие служить традиционно, связана с вероисповеданием. Есть еще и противоречие убеждениям. Недавно наша газета рассказывала о Евгении Плахутине из Кантемировки, который готов дойти до Страсбургского суда, чтобы отстоять свое право не брать в руки оружие из вот таких «противоречивых убеждений». Сейчас Плахутин через социальные сети собирает деньги на адвокатов.
Причина того, что военкомат отказал ему в альтернативной службе, — запоздало поданное заявление и невнятные объяснения: что это за убеждения такие?
— Тот, кто отказывается служить по своим убеждениям, должен доказать комиссии, что у него эти убеждения есть, — считает Орлов. — К тому же нужно заранее, за полгода подать заявление на альтернативную службу — чтобы комиссия успела его рассмотреть, и получить все необходимые документы.
Непрочные убеждения
После очередного судебного заседания Плахутин собрал пресс-конференцию, на которой поведал о том, как ему не дают воспользоваться своим законным правом. Там я познакомилась с парнем из его группы поддержки — Александром Зубковым, который тоже долго и упорно (около двух лет) добивался разрешения служить альтернативно. Он тоже представился пацифистом, без религиозной подоплеки. Своего он добился и трудится теперь санитаром все в той же детской больнице.
Такой опыт меня заинтересовал, и я захотела сделать о парне репортаж. Саша вроде как обрадовался возможности стать газетным героем, но, узнав, что я намерена общаться не только с ним, но и с его руководством, неожиданно сник. А в день намеченной встречи и вовсе исчез с моего горизонта, перестав реагировать на звонки. В больницу я все же приехала и поговорила с его руководителем.
Главврач больницы Сергей Авдеев был, показалось, расстроен тем, что я спросила его о Зубкове:
— Саша пришел к нам в декабре прошлого года. Милый, симпатичный мальчик, а потом стал капризничать. Ко мне пришел сигнал, что он не ходит на работу. То у него больничный, то потом отпуск без содержания взял, потом стал торговаться по поводу условий работы. Утром вечно на час как минимум опаздывает, хотя у него и машина есть. Мы вынуждены были с подачи отдела кадров сообщить в военкомат о его поведении. Это первый альтернативщик, который вот так себя проявил. Честно говоря, он и первый, кто к нам пришел, отказавшись служить не по религиозным соображениям.
После таких откровений и к его приятелю — бурно пиарящему себя в Интернете Жене Плахутину — мое сочувствие тоже заметно поутихло: скажи мне, кто твой друг… Может, и не зря военные комиссии не слишком-то доверяют внезапно нахлынувшим пацифистским убеждениям призывников? Хотя, может, просто совпало.
