Проблемы развития альтернативной гражданской службы глазами одного из основных идеологов ее укоренения в современной России, московского правозащитника Льва Левинсона. Выступление на конференции «Проблемы и перспективы альтернативной гражданской службы в странах Европы и в России».
Лев Левинсон – эксперт Института прав человека, гражданский активист, член Экспертного Совета при Уполномоченном по правам человека в РФ.
Выступление на конференции «Проблемы и перспективы альтернативной гражданской службы в странах Европы и в России» , состоявшейся в правозащитной организации «Солдатские матери Санкт-Петербурга» 12-13 ноября 2011
Лев Левинсон: Я предупреждаю, что мое выступление будет дискуссионным. И заведомо знаю, что многие не согласны с моей позицией, которую я занимаю. Наше обсуждение темы альтернативной гражданской службы вот уже 20 лет вращается вокруг сознательного отказа. Потому что проблема обозначается как военная служба по призыву и альтернативная ей гражданская служба. Но времена меняются и сегодня, когда большинство европейских государств призыв отменили, отказ от военной службы в этих государствах в этом смысле потерял актуальность. Хотя он сохраняет свою важность для Армении, Азербайджана, Турции, Белоруссии. Я намеренно оговорился, что проблема сознательного отказа перестала быть трудностью в государствах, прекративших призыв, именно применительно к призыву. Но она, на мой взгляд, приобрела и должна приобрести, так можно сказать, другое содержание, иную актуальность в тех государствах, где призыв отменен. Я счел важным это сказать именно с учетом того, что я услышал на конференции сегодня. С учетом ее международного статуса. Отказ переместился от призывной в контрактную службу. Почему?
Это то, что можно назвать частичный отказ. И связан он не с противоречием между гражданином и военной службой вообще, а с противоречием убеждения человека той определенной направленности военной службы, которую она приобретает, в частности, в первую очередь, при использовании вооруженных сил за пределами государства, в частности для насаждения демократии.
Например, использование вооруженных сил в Иране, Ливии, что может восприниматься как агрессия, как ведение агрессивной войны. Либо это может быть несовместимо с убеждениями человека, когда военнослужащий используется в полицейских операциях подобных тем, которые имели место у нас в России, в Чечне. Или в политических целях, как это было в 1991 году — попытки переворота, или в 1993 году — свержение конституционного строя.
Примером может служить хорошо известный многим присутствующим генерал-полковник Э.А.Воробьев, который именно отказался от участия в первой чеченской кампании, именно по своим убеждениям. Это то, что касается актуальности темы сознательного отказа.
Отмена призыва в большинстве европейских государств вызывает, на мой взгляд, новую дискуссию, и это уже к теме альтернативной службы. Новую дискуссию о неразрывности связки между военной службой по призыву и альтернативной гражданской службой. Насколько императивна зависимость между военной и альтернативной гражданской службой?
При этом я не буду давать оценок тому совершившемуся факту в Европе, про призыв в тех государствах, где он не был отменен. Но, даже встав на точку зрения, которую я не разделяю, сразу скажу, что контрактные армии лучше призывных, остается тема гражданской службы.
Здесь есть два вопроса. Существует ли потребность в социальной гражданской службе в тех странах, где нет призыва, в обязательной социальной службе? И может ли противоречить обязательная гражданская служба каким-либо убеждениям гражданина сама по себе?
Во-первых, ясно, что потребность существует даже в самых социально благоприятных странах. Тому пример широкое использование в Германии альтернативной службы.
На второй вопрос ответ тоже утвердительный, потому что такой подход, который я уже не первый раз пытаюсь включить в политическую повестку дня, такой подход противоречит убеждениям, либеральным экономическим убеждениям и значительного числа наших политиков, которые выступают за отмену призыва.
Но я бы не стал рассматривать идею обязательной гражданской службы как принудительный труд, как попытку ввести принудительный труд. Я действительно много лет занимался гражданской службой, почти 20 лет, и занимаюсь, вплоть до того, что мои дети: один пошел, другой пойдет на гражданскую службу. Я убежден, даже в странах всеобщего благоденствия гражданское социальное служение и мужчин, и женщин было бы несомненным благом для них самих, прежде всего.
Конечно, это должна быть достойная гражданская служба, и определение на нее обусловлено семейными положениями, наличием детей, все это должно учитываться, состоянием здоровья или необходимостью получения образования.
Касаясь России, где призыв не отменен, и неизвестно, будет ли отменен через 10 лет, военная реформа, на мой взгляд, была бы более общественно полезной не при отмене призыва и создании армии наемников, а прежде всего, при свободном по-настоящему и не связанном с никакими дополнительными ограничениями выборе между военной и альтернативной службой.
И Сергей [Кривенко]об этом говорил сегодня [на семинаре], этот выбор не должен быть ограничен какими-то фантастическими сроками подачи заявления, другими заградительными условиями,
И должен быть выбор внутри выбора, как я сказал. Не только выбор альтернативной гражданской службы, но и выбор места службы, в зависимости от того перечня, который должен утверждаться.
Под социальной гражданской службой применительно к России я писал, в частности, в статье, которая опубликована в конце книги, которую Елизавета Викторовна [Устинова] сегодня представила [«АГС – миссия выполнима или работа для настоящих мужчин», Людмила Письман].
Очевидно, что сегодняшний российский закон размывает социальную направленность. И конечно возможность быть направленным лифтером в какое-нибудь государственное учреждение, это все-таки не социальная служба. И вообще такая служба не нужна.
Мы пытались добиться введения именно социальной гражданской службы, когда закон принимался, но это не получилось, хотя соответствующий ограничительный перечень сфер действия альтернативной службы, ограничивающийся социальными организациями, содержался в том законе, который рассматривался как основной до появления правительственного проекта.
Надо сказать, что это не только не было поддержано правительством. Но вносить такие поправки, когда правительственный проект уже был запущен как основной после первого чтения, когда мы старались максимально поменять, улучшить положение закона, такие поправки именно социальные, они не были поддержаны нашими коллегами, депутатами которые, в общем, выступали за нормальную демократическую гражданскую службу.
При этом я бы не ограничивался узким смыслом социального, как богоугодных заведений, то есть больницы, детские дома, дома для инвалидов и т.д. а включил бы сферу образования и культуры. Поскольку культура наиболее униженная в настоящее время сфера государственной ответственности. Наличие в перечне в последнее время таких должностей как плотник в музее Чехова — это ничуть не менее важная часть социального значения. Но мы никого не найдем, кто бы пошел туда.
Вопрос: Если в регионе проживают меньшинства, северные народы, например, в Мурманской области, какая альтернативная служба для них может быть предусмотрена?
Лев Левинсон: Это важная тема, потому что для тех, кто может быть не знает, коренные малочисленные народы имеют право на гражданскую службу в России, и им не надо ничего доказывать, кроме принадлежности к (коренному меньшинству) народу . Но существует ограничение, что только те представители народов малочисленных, которые живут в местах традиционного проживания и занимаются традиционными промыслами, традиционными видами деятельности.
В Карелии, когда мы обсуждали принятие закона на эту тему, мы предлагали, что бы там организовали какие-то предприятия любой формы собственности, которые восстановили бы традиционные промыслы. Тогда гражданская служба станет действительно возможной.
Реплика из зала: В европейских странах… вообще те народы, которые занимаются традиционными видами промысла, не должны призываться на гражданскую службу.
Татьяна Косинова: В настоящий момент мой сын получил отказ в альтернативной гражданской службе и меня интересует это достаточно живо. Я хотела спросить, есть ли у вас какой-то рецепт , какой-то простой алгоритм, что нужно сделать, чтобы альтернативная гражданская служба стала такой же равноправной, по-настоящему равноправной с военной службой. Речь не моего сына касается абсолютно, я хочу, чтобы вы сказали что-то общее.
Лев Левинсон: При соблюдении тех условий формальных, которые прописаны в законе, отказать не в праве. Если отказывают — обжаловать в суд, это, правда, не всегда удачно, к сожалению. Но это уже судейский произвол.
Т. Косинова: Я переформулирую вопрос. Я хотела бы, чтобы вы немножко сказали о том, что нужно вообще сделать в стране, чтобы альтернативная гражданская служба заработала реально, чтобы закон о ней заработал, чтобы она стала равноправной нормой с военной службой.
Лев Левинсон: Здесь можно ответить одним словом: информация. Ведется планомерная политика, особенно она была целенаправленной такой и агрессивной после принятия закона, первые лет пять. И сейчас это продолжается. Может быть, не в столь уже грубых формах. Когда информация искажается в СМИ с подачи военного руководства. Вот тут висит буклет, где эти основные мифы перечислены. И эти мифы через наиболее популярные общедоступные СМИ тиражируются.
На днях не вышла программа по рен ТВ, где снимали моих детей, и где был достаточно правдоподобный, судя по всему сценарий. Было задание редакции, было все снято, но программа не вышла.
Вопрос – Как Ваш сын, чем ваш сын аргументировал свое желание выбрать гражданскую службу?
Лев Левинсон: У меня три сына. Первый не пошел по состоянию здоровья, второй пару месяцев назад отслужил на почте, третий подал заявление, оно должно сейчас рассматриваться. Третий сын учится на юриста, у него была отсрочка, и он решительней других аргументировал свое мнение политическими убеждениями. Он прямо написал, что теоретически он не против военной службы, но вот в российской армии при том, что она используется внутри страны, чеченская война, которую он хорошо помнит по нашим рассказам, что при таких условиях функционирования армии, он служить, не согласен.
Посмотрим, как будут реагировать, пока они не вызывали, хотя срок уже прошел.
А старший сын писал о литературе, которую он читал, о кино …
И второй тоже из чисто гуманитарных убеждений.
А наша задача как-то воздействовать на суды, на призывные комиссии. Это очень сложно, конечно.
Воздействовать на них в том смысле, чтобы они поняли, что сам факт подачи заявлений, а не дача взятки, имитация болезни или просто, когда человек в бега уходит, сам факт подачи заявлений уже есть доказательство убеждений.
Герд Гройне: На самом деле я хочу слово уважения вас сказать, это очень хорошая идея вашей деятельности. Но тут как бы две стороны медали, надо защищать этих солдат, их право на альтернативную службу, в то же время комиссия тоже в свою защиту, сторону что-то имеет и может как-то говорить. В Германии тоже бывает судебный произвол. Например, мне отказали в гражданской службе, потому что мой отец был мясником. Отказывали людям, если они играли в гандбол, потому что это агрессивный вид спорта. Поэтому обе стороны и комиссия, и те, кто подают заявления, и юристы, которые их поддерживают, они должны обмениваться и результатами, и идеями, и своими обоснованиями, потому что это процесс двусторонний. И ошибочно говорить только те вещи, которые они не хотят слышать.
Лев Левинсон: Я с вами согласен.