Правда Афгана глазами солдата ВДВ

В 2014 году отмечается двадцатипятилетие вывода советских войск из Афганистана. 15 февраля 1989 года официально закончилась девятилетняя война. Эта война все больше обрастает легендами. Иван Иванов прислал нам свои воспоминания об этой войне. Он написал все так, как виделось ему самому – отдельному солдату из отдельного подразделения ВДВ. Ниже первая часть воспоминаний Ивана.

Постоянно дописывается и обновляется.

Дополнения и обновления вставляются кусками по всему тексту, а не только в самый конец.

«Никто кроме Нас». Это девиз ВДВ.

Никто кроме нас не мог выполнить многие военные задачи.

Никто кроме нас не сможет рассказать всю правду.

Как и раньше, на войне, готов принять весь удар на себя. За всех солдат и офицеров, кого в Афгане называли пушечным мясом.

А удары будут, в том числе и от «своих». Это война.

25 лет назад протрубили о выводе советских войск из Афганистана.

На память об этой стране у меня осталось 2 ранения, одно в руку и 14 осколков в голове, 3 грыжи на позвоночнике, 2 медали «За Отвагу», голубой берет ВДВ с тельником в шкафу, несколько фотографий и сержантские погоны в коробке под кроватью.

Что – то я помню хорошо, что – то уже забыл. Прошло время. Я успел окончить специальное высшее учебное заведение, съездить ещё на одну войну в бывшую кавказскую советскую республику и опять в обнимку с автоматом.

Это воспоминания отдельного солдата из отдельного подразделения ВДВ и пишу я именно так, как всё виделось мне именно моими глазами, и слышалось моими ушами. Не примете это за истину в последней инстанции.

Очень сильно вросли в нас, ветеранов афганцев, и в общество в целом, «сказки» об Афганской войне Советского Союза. Настолько, что и сами ветераны и общество уже искренне в это верят и не хотят иных легенд и, наверное, не захотят никогда.

Могу сказать честно и искренне: десантники «КУРКИ» никогда не отступали без приказа даже под страхом тотального уничтожения, это негласное правило соблюдалось свято, без ропота и угроз. Также курки десантники старались не бросать на поживу противнику убитых, раненых и оружия. Можно было лечь всей ротой из — за одного раненого или убитого.  Оставить убитого или раненого сослуживца врагу, оставить врагу часть вооружения, увидеть врага и не убить его любой ценой – это считалось во время моей службы в ДРА (Демократическая Республика Афганистан) несмываемым позором. Даже невозможно было представить, чтобы ротный или взводный договаривался с моджахедами о возможности беспрепятственно пройти или о ненападении друг на друга. Это было позорищем и приравнивалось к предательству. Увидел врага, знаешь, где враг находится – уничтожь его, на то ты и десантник. С врагом никаких сделок. Так нас тогда воспитывали в 350 полку ВДВ.

Отступивших от этих правил ждало всеобщее презрение и в Афгане и на гражданке в Союзе. Жизни такому моральному уроду не было бы до самой смерти.

Потом, после моей службы, с середины войны и до конца было уже часто по другому. С моджахедами советские офицеры и командиры частей уже часто вели переговоры, с ними договаривались о ненападении, и просили не трогать наших солдат при прохождении ими определённых территорий. Когда нам это рассказывали вернувшиеся из Афганистана служившие после нас офицеры и солдаты из Ограниченного Контингента Советских Войск в Афганистане (ОКСВА), мы были в шоке. Для нас это было равносильно позору.

Даже сейчас во мне борются два противоречивых чувства. С одной стороны, конечно, хочется, чтобы как можно больше ребят остались живыми. С другой стороны, мы же присягу давали: «…и до последнего дыхания быть преданным своему Народу, своей Советской Родине и Советскому Правительству.

Я всегда готов по приказу Советского Правительства выступить на защиту моей Родины — Союза Советских Социалистических Республик и, как воин Вооруженных Сил, я клянусь защищать её мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами.

Если же я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся…»

Ползать перед моджахедами на пузе, во время моей службы, десантники тоже не любили, и где возможно, старались идти в полный рост. Возможно было не везде, но с пару — тройку раз мы гордо ходили в атаку на духов именно прямо, на зависть засевшим за камнями остальным родам войск, засучив рукава и выпятив грудь в тельнике. Наверное, так и слагались легенды о никогда не склонявших перед врагом десантниках или по духовски — «ПОЛОСАТЫХ».

Последний раз такая смелость демонстрировалась нами на Панджшере. Зажали там ребят крепко. Трусами они не были, но нужен был психологический перелом. А нам перебежками и нагнувшись двигаться влом было, да и устали очень. Ну и тридцати секундная речь Командира по рации, что надежда только на нас. Шли в тельняшках, сняв куртки ХэБчиков и опустив по пояс комбезы, без РД, с автоматами на перевес. На нас смотрели с надеждой и восторгом. Десантура идёт. Моджахеды драпанули словно зайцы, разве, что не верещали. А как мы – то собой упивались. ВДВ одним словом. ВДВ смерти не боится. Идём в полный рост, стреляем. Ну и ребятам помогли, и кусок Панджшера чесанули. Жара, солнце, речка горная бурлит, зелень лезет и мы, красавцы буром прём.

Когда перед лицом мне отчертили,

В далёком небе, сапогом черту,

Которые тень ужаса слепили,

Из душ, склонившихся на тщетную мечту.

Я видел ветер, я смотрел сквозь тишину.

И так хотелось мне тебя над ней увидеть.

Я выпил досыта проклятую войну.

Я научился ждать и ненавидеть.

Новорождённая воронка, дитя войны.

На дно упало, скрипя зубами, пол старшины.

И растекаясь от мяса красным, слезился снег,

Кого осколком, кого фугасным, пол роты в нет.

А я всё мчался над сапогами, а я летел.

И надрываясь на всю округу, Ура им пел.

Нам в этом Мире так много надо ещё успеть.

Мне выть хотелось, а я от боли мечтал Вам петь.

Небеса, вы мне распахнитесь,

Мне сквозь щели, зубов – облаков.

Вы сегодня там мной ощенитесь,

На бессчетное вымя веков.

Вообще о «храбрейших» войсках Ахмад Шаха Масуда, который и контролировал Панджшерское ущелье, у меня свои представления. На Пагмане, в начале лета 1984 года два неполных взвода 5 Роты второго батальона 350 Воздушно Десантного Полка, нашей дивизии, прикрывая отход основных войск, сутки стояли насмерть против нескольких тысяч Масудовцев, выбитых советскими войсками с Панджшера. Они заняли горку, которая как пробка в бутылке держала моджахедов в маленьком ущелье. Ну и пошла мясорубка. Огонь артиллерии и бомбёжку вызывали на себя. У масудовцев десятки крупнокалиберных ДШК, тысячи штыков, миномёты. У мальчишек только автоматы и один пулемёт. Приказ ребята выполнили полностью, силы масудовцев сковали почти на сутки на себя, гору не сдали, оружие, раненых и убитых не бросили и потом, после выполнения приказа, ещё добрых полтора десятка километров сами, неся убитых и раненых, с масудовцами на хвосте, шли к ближайшей броне. Шли пешком, вертушки роту забрать не стали, вертолётчики прилетать отказались, сказали большая плотность обстрела. Основные войска смогли отойти без потерь, масудовцы были обездвижены суточным боем. Не особо кого и наградили. Бой был знатный, редкий бой, даже для Афгана. Победный. Но как – то забытый, и никогда особо не обсуждаемый. Я встречал ребят, бившихся на той горке. Обычные Российские пацаны. Был приказ, была задача. Смерть, не смерть, Родина сказала.

Но это только 2 постулата, неуклонно выполнявшихся, именно в ВДВ, так называемыми «курками» (от слова автоматный курок), солдатами срочной службы и командующими ими младшими офицерами (командирами взводов и рот), непосредственно участвующими в боевых действиях и беспрерывно, все полтора года службы, лазающим по горам в поисках банд маджахедов, вшей, ранений и жуткой усталости.

Вид, у возвращающейся с боёв роты был не картинный. Усталые, грязные, серые, небритые, насквозь пропитанные пылью и потом, кто – то  в бинтах, отрешённый и злой взгляд воспалённых глазниц, свисающие с рюкзаков пулемётные ленты и каски, вскинутые на плечи пулемёты и автоматы. Ротная колонна шла к своим палаткам, и никто не смел перебегать её путь. Штабных как ветром сдувало. Месяц непрерывной боевой работы в горах. Курки понимали, что вся эта война держится только на их плечах и жизнях. Всё остальное было вокруг них и для них. Всё… кроме еды, сна, нормальных бытовых условий, достойного денежного довольствия, нормального обеспечения, человеческого отношения, необходимых медикаментов, кроме заслуженных наград и заслуженного уважения вышестоящих командиров всех видов штабов.

Очень хотелось под конец службы, чтобы весь наш взвод вдруг оказался в Москве, на Красной площади. Именно такой, какой есть на боевых. В полной боевой комплекции и с оружием. Чтобы люди глянули и прониклись. Чтобы жуткое зрелище измотанных, грязных, заросших, перевязанных бинтами парней отпечаталось у сытых и весёлых граждан на сетчатке глаз.

Говорил пару лет назад с командиром. Он сейчас живёт в Москве. Хотя сам родом из маленького шахтёрского городка. И из шахтёрской семьи. Правда, с фамилией на «ич». Всё детство играл на скрипке. Ему тоже хотелось народу и правительству роту показать посреди Красной площади. Во всей боевой «красе». Мысли совпадали. Но он был маленький командир, с двумя маленькими звёздочками на каждом погоне. Он храбр и смел. У командира за Афган «Красная Звезда» и «За Отвагу». Я бы дал ему ещё пять раз по столько. Он это честно заработал. Каждый солдат в роте обязан ему кусочком своей жизни.

У его деда за Отечественную войну пять орденов. У командира ещё несколько опасных командировок в жизни было, похож на бультерьера, сбитый мускул, костяшки кулаков в мозолях. Какая там скрипка уже. А мог великий скрипач получится.

На груди качается, в сердце бьёт, медаль.

Серебро, в крест ленточка, красная эмаль.

Танк и самолётики, маятник войны

Я вернулся, Мама, из чужой страны.

Я приехал утром, трезвым и больным,

Я теперь у Родины стал таким своим.

На всю жизнь качается рота за спиной,

Я её в подарок Вам привёз с собой.

Я на Площадь Красную приведу броню,

Я народу сонному сотворю зарю.

Ярко – ало – красную, тёплую как кровь,

Я любовью полон, я сама любовь.

Вот, они – солдатики. Строем пеший ход.

Пыльные бушлатики, выбирайте взвод.

Щёк небритых сумраки, серые бинты,

Заполняют совестью ямы пустоты.

Ай, народ мой, ласковый, на колени встань,

Дети это павшие, ты в глаза их глянь.

Верившие в лучшее пацаны Страны,

Я остался, мама, в стороне войны…

Я остался, мама, с ними и с собой,

На один остался с прерванной судьбой.

От верблюжьих лакомств вонью стелет дым,

Я в зубах с гранатой таю молодым.

Таю, улетаю облачком домой,

Я сегодня, мама, тихий и немой.

Я сегодня, мама, прибегу во сне,

Босоногий, маленький, как не на войне…

Смотрел по телевизору передачу, где впрямую рассказывали как высшие члены правительства СССР, и отдельные генералы, предавали воевавших в Афганистане солдат, передавая душманам планы наших атак и предупреждая их заранее о готовящихся боевых операциях. Подонки, они и везде подонки, хорошо, что об этом открыто говорить стали.

Особисты в Афгане говорили, что в солдатских цинковых гробах в Союз вывозили наркоту и драгоценные камни. Копей драгоценных и маковых полей в Афгане много. Сам рубинами швырялся в птиц. Вывезут останки с почестями, под салют и слёзы родителей захоронят. Потом, ночью раскопают, вскроют, наркоту и камни заберут, гроб обратно закопают. По всей России тысячами хоронили. Окошечки на гробах изнутри краской белой замалёвывали. Цинки никогда не разрешали вскрывать, хоть лоб мать расшиби о гроб. Да и автоматчики из «почётного» караула с военкомом рядом, пойди вскрой, «закон запрещает».

Читать продолжение.

 

Комментарии

4 комментария
Игорь Славин

«НИКТО
КРОМЕ НАС»

правда Афгана и России глазами солдата ВДВ

О войне,
о офицерах, о дембелизме, о писарях, о наградах, о ветеранах и о Героях

http://www.stihi.ru/2014/02/12/5888

Ответить
Игорь Славин

«НИКТО КРОМЕ НАС»
правда Афганской войны глазами солдата ВДВ
О войне, о офицерах, прапорщиках и генералах, о неуставных преступлениях, о предательстве, о наградах, о ветеранах, о наркоте в гробах, о настоящих, а не липовых Героях и о правде
http://www.stihi.ru/2014/02/12/5888

РАСШИФРОВКА НЕКОТОРЫХ ИМЁН В ЭТОЙ КНИГЕ:
«Т.» — первый мой ротный 5 роты 350 полка капитан Телепенин Евгений Михайлович
«К. Г. П.» — второй мой ротный 5 роты 350 полка капитан Кудров Геннадий Петрович
«О. П.» — замполит 5 роты 350 полка лейтенант Останин Пётр
«Ш. В.» — взводный 3 взвода 5 роты 350 полка лейтенант Шклярик Виктор
«С.» — взводный 2 взвода 5 роты 350 полка лейтенант Стародуб
«Х.» — взводный 1 взвода 5 роты 350 полка лейтенант Харунов
«К. В.» — старшина 5 роты 350 полка прапорщик Кубиевич Владимир
«С. С.» — заместитель командира 2 взвода 5 роты 350 полка сержант Сапаж (Сопаж?) Суленбаев (Сауленбаев?)
«Г.К.», «К.» — Геннадий Кононов, солдат 5 роты 350 полка
«Б. Ш.», «Ш.» — один из моих самых лучших друзей по Афгану, гранатомётчик 5 роты 350 полка Борис Шашлов
«Ч.» — командир комендантского взвода 350 полка, прапорщик Чернышёв
«А. Б.» — писарь 350 полка, сержант Андрей Беломытцев, комендантский взвод
«Г. Г.» — водитель комендантского взвода 350 полка, ефрейтор Горбунов Геннадий
«Г. К.» — Писарь 350 полка старший сержант Геннадий Казаков, комендантский взвод
«Ж.» — солдат комендантского взвода, 350 полка Жаров
«С.», «А. П. С.» — Александр Петрович Солуянов — командир первого батальона 350 полка ВДВ
«Ч.», «Ч. С. Н.» — мой друг, Чурсин Сергей Николаевич, заместитель командира первого батальона 350 полка ВДВ
«А. В. С.», «С.», «А. С.» — полковник Соловьёв Александр Владимирович, командир 350 полка ВДВ
«Ю. В. К.» — мой хороший друг и наставник, заместитель командира 350 полка Юрий Васильевич Конобрицкий
«С.», «А. С.», «А. Е. С.» Генерал майор Альберт Евдокимович Слюсарь – командир 103-й воздушно-десантной дивизии
«Я.», «Я. Ю.» — Командир 103 дивизии полковник Ярыгин Юрантин, следующий после Слюсаря
«М.», «М. Ю. И.» — Полковник Мальцев Юрий Иванович – первый заместитель командира 103-й воздушно-десантной дивизии
«В.», «В. П.» — Полковник Василий Пивоваров — начальник штаба 103-й воздушно-десантной дивизии
«Б.», «И. Б.» — подполковник Игорь Беляев — начальник отдела боевой подготовки газеты ТуркВО «Фрунзевец»
«Г.», «Г. С.», «Г. С. Г.» — Генерал — майор Гертруд Семёнович Глушаков — опергруппа Генштаба
«О. Ц.» — Олег Цыганок, мой ротный в учебке в Лосвидо
«П. В. Ф.» — Пфафф Виктор Францевич, хирург, оперировавший меня в медсанбате (низкий ему поклон за всех спасённых пацанов и за меня)

Ответить
Роберт

Полно вранья. Какая-то поппулистская, на девочек рассчитанная статья. В полный рост…в тельниках, против нескольких тысяч…
Кому это пустое бахвальство и вранье надо?

Ответить
Дмитрий

Поддерживаю.
Складывается ощущение, что автор вообще не ходил на боевые, сидел в раположении и получал пи@дюлей, что ему больше всего и запомнилось из всей службы.

Ответить