Прошло сто дней с момента назначения на пост министра обороны Сергея Шойгу. В некоторые спорные вопросы, касающиеся строительства и жизни российских вооруженных сил, внесена ясность. Но есть и участки, которые окончательно затянуло туманом, и там могут крыться серьезные риски для нового министра.
Сергей Шойгу – опытный политик и аппаратчик. Вспоминается фраза «при мне все будет, как при бабушке», сказанная цесаревичем Александром Павловичем после того, как его отца Павла I хватил «апоплексический удар табакеркой в висок». То, что при Александре I потом все было совсем не так, как при его бабушке Екатерине II, это уже другой вопрос, не так ли?
Нужно четко понимать, что преобразования, начатые бывшим министром Анатолием Сердюковым в дошедшей до ручки постсоветской армии, не обсуждаются: безальтернативная и кардинальная военная реформа только корректируется в деталях и тактике. К слову, сам новый военный министр этого и не отрицает. Более того, он об этом прямо же и говорил во всех комментариях для прессы, с самого начала.
Портянки и призыв
Итак, что происходит в военном хозяйстве нового? Оставим пока в стороне имущественные вопросы, они не имеют прямого отношения к военному делу (разве что к делу уголовному). Хотя и здесь позиция нового министра – реализацией непрофильного имущества военных должно заниматься Росимущество – довольно-таки недвусмысленна и понятна.
Комплектование каким было, таким и осталось. Призыв по-прежнему годичный: на возвращение двухлетней повинности и сопутствующего ему расслоения на «молодых» и «дедов» никто не пойдет. Контрактников стараются нанимать, не впадая в штурмовщину второй половины нулевых, когда подписывали на контракт чуть ли ни кого попало, после чего эти кадры пришлось фактически вычищать и набирать заново. Линия на подготовку кадровых сержантов вместо обученных срочников сохранена.
Наиболее заметные для прессы сердюковские мероприятия по исключению личного состава из бытовой жизни воинских частей не только не вызвали возражений со стороны нового руководства, а всячески подкрепляются. Чего стоит демонстративный эпизод с отменой банного дня и требование установить в казармах душевые.
Или вот, скажем, аутсорсинг – передача хозяйственных функций внешним компаниям по договору. В пунктах постоянной дислокации он останется, о чем также есть недвусмысленные заявления. Долгие же разговоры о ужасности аутсорсинга на поле боя, которые любят вести критики опального экс-министра Сердюкова, смысла не имели изначально.
Не имеют они его и сейчас – в полевых выходах армия будет обеспечивать себя сама, для чего ей требуется перестроенный тыл. Но перестроенный тыл – не стирка портянок и не чистка картошки в наряде шестью отточенными движениями ножа с достижением идеальных прямых углов.
С кадрами решили все
Не картошкой сильна армия, хотя кто-то будет до упора цепляться за сохранение позднесоветских армейских традиций во всей их полноте. Куда интереснее не то, что Шойгу собрался сохранять, а то, что будет реально изменено.
Основные перемены пока что касаются только тех эпизодов сердюковских (в данном случае, скорее макаровских – ибо генератором чисто военной мысли в реформе 2009-2012 годов был именно бывший начальник Генштаба Николай Макаров) преобразований, которые и прежде вызывали недоуменные вопросы.
Массовое сокращение-слияние-переезд военных училищ и академий остановлено. Более того, профильное образование будет передаваться под контроль главкоматов видов вооруженных сил – т.е. непосредственно в руки заказчиков тех кадров, которые готовятся.
Восстановлена централизованная иерархия боевой подготовки, что тоже можно только приветствовать. Воссоздано профильное управление Минобороны, на которое будет замкнут контроль за подготовкой войск.
Военная реформа как битва сферических коней в вакууме >>
На службу начали возвращаться люди, ушедшие из рядов при Сердюкове и Макарове. Формат возвращения пока неясен; возможно, часть отставных генералов и полковников вернется на должность экспертов. Это, к слову, не инициатива Шойгу: ползучее возвращение спецов в армию попробовали запустить еще с год назад, однако дело шло туго из-за конфликтов и несогласия с действовавшим тогда руководством Знаменки.
В стадии обсуждения находится еще несколько вопросов, в том числе восстановление функций военной разведки. Правда, статус этих обсуждений пока официально не прояснен.
Новая оргштатная структура с бригадной организацией пока что не критиковалась и сохраняется – возможно, в будущем она будет дополнена дивизионным либо корпусным звеном управления, но это пока тоже предположения и предложения.
В сущности, это все. Говорить о каком-то фантастическом откате армейской организации назад, в 2008 год, невозможно. Собственно, такая цель и не ставилась.
Более того, несмотря на кажущийся триумф генералов над штатским экс-министром, военное лобби в стране можно признать изрядно задавленным. Советская армейская система, безропотно пережившая унизительнейшую для себя роль в перевороте августа 1991 года и расстреле Белого дома в октябре 1993 года, источником внятной политической линии на государственном уровне быть уже не может.
Судьба излишне популярных генералов-политиков (Александра Лебедя, Льва Рохлина) тоже оставила свой неизгладимый след. То, что в армии еще оставалось бунтарского, окончательно расплющил «бульдозер» Сердюков.
Решение о возвращении части «сердюковских» отставников в ряды вооруженных сил укрепляет собственно профессиональную составляющую вооруженных сил, но одновременно увеличивает лояльность и управляемость старшего и высшего комсостава. Что, собственно, и требовалось в неспокойные времена.
20 триллионов рублей и менеджмент промышленных рисков
Но остается еще один участок. На нем картинка наиболее туманна, что выдает критическое значение этого участка фронта с головой.
Как известно каждому пикейному эксперту, Сердюков «развалил часовню» в вооруженных силах, и это повод для обсуждения. Но помимо этого есть гораздо более интересное направление, тоже довольно громкое в последние пару лет, но, по сравнению с перестройками оргштата вооруженных сил (и даже приватизацией военного имущества!) чрезвычайно хлебное.
Это закупки оружия. С 2011 года стартовала Госпрограмма вооружений на период до 2020 года, объем которой по линии Минобороны лишь немногим не дотягивает до 20 трлн рублей. Эти деньги кто-то за что-то получит, и вот тут у бывшего министра случилась форменная война с оборонными директорами. История это давняя, и все аргументы сторон тридцать раз известны. Реальности слоятся и никак не желают пересекаться.
В одной из них неэффективные и вороватые директора просаживают казенные средства на «не имеющие аналогов» образцы, основанные на технологиях 1980-х годов, а финансовый цербер Сердюков со своим женским батальоном надежно ограждает государеву казну от людей, которые уже один раз развалили Советский Союз.
В другой реальности неэффективный и – неожиданно! – тоже вороватый министр закупает за многомиллионные откаты иностранное оружие и держит на голодном пайке «оборонку», срезая ей ценник ниже себестоимости.
Обе версии стоят друг друга, что реалистичностью, что художественным талантом авторов. Но это не значит, что проблемы нет.
Проблема есть, и сводится она, если коротко, к выстраиванию целостного и последовательного контура управления в системе оборонного заказа. При Сердюкове оборонзаказ имел сильный перекос в сторону Знаменки: обе федеральные службы, ответственные за размещение заказов и контроль за их исполнением (Рособоронпоставка и Рособоронзаказ) контролировались министром как аппаратно (службы подчинялись Минобороны), так и непосредственно, через персоналии руководителей.
При этом Военно-промышленная комиссия, возглавляемая профильным вице-премьером (сначала Сергеем Ивановым, с декабря 2011 года – Дмитрием Рогозиным), с одной стороны, практически самоустранилась от регулирования процедур размещения и исполнения гособоронзаказа, а с другой – в сущности, не имела для такого регулирования никаких ведомственных возможностей. Корабль плыл куда-то сам.
Сейчас маятник сильно пошел в обратную сторону, и опять – корабль плывет сам, хоть и с каким-то другим креном, на другой борт. На пост вице-премьера, призванного работать модератором во взаимоотношениях военного ведомства и оборонного директората, попал Дмитрий Рогозин, который, в сущности, и не скрывает открытого фаворитизма в отношении промышленности.
Падение Сердюкова, сыгравшее, в числе прочего, на руку и влиятельному лобби оборонщиков, чьим «авангардом» в публичном пространстве стал Рогозин, только усугубило перевес капитанов огосударствленного военного бизнеса над генералами.
С момента ноябрьской отставки Сердюкова в этой битве реальных военных надобностей (на двадцать триллионов рублей) изрядно выросла неопределенность. Можно сказать, поле боя затянул туман войны. И по тому, как аккуратно обсуждалась эта тема в минувшие сто дней нового военного министра, видно, насколько серьезно к ней относятся основные игроки.
Шойгу не надо никому ничего доказывать как политику и управленцу. Он вполне способен технично лавировать между интересами военных и промышленности.
Уже тот факт, что кресло на Знаменке получил чуть ли не единственный авторитетный «силовик», способный при случае пободаться как с генералами, так и с политическим лобби оружейников, говорит о том, что Кремль не готов сдать поляну гособоронзаказа на растерзание оборонного бизнеса.
Но это пока только пожелание, воплощенное в фигуру нового министра. Вопрос в том, насколько сможет управлять этими рисками Сергей Шойгу. У его оппонентов тоже мотиватор не из последних – двадцать триллионов рублей.
