Мы продолжаем публиковать дневник Александра, отслужившего в печально известной Каменке, которую называют «гарнизоном смерти». В первой части он рассказал о том, как его с больной почкой признали годным, как в их части погибло несколько курсантов и как его запугивали в центре психологической поддержки.
Шло время, издевательства и нервные срывы не прекращались. Наглость сослуживцев меня вводила в состояние, когда задаёшься вопросом «Почему я? Что я сделал не так? Кому я сделал плохо?». Здесь скажу, что в детстве у меня была травма… тяжёлая психологическая травма, о которой вскоре узнали все аж в двух дивизионах, но вам сообщить я её не могу. Во-первых, больно вспоминать, во-вторых стыдно говорить о таком, а в-третьих, не хочу, чтобы всё это снова всплывало. Ко мне пришел замкомвзвода и спросил, почему я постоянно плачу, а я ему всё рассказал – и о моём тяжелом детстве, когда мои родители постоянно пили и бывало нечего есть, и о моей детской травме. Он долго стоял и смотрел в одну точку с выражением жалости ко мне и злости на того человека, который сделал такое со мной. Я был уверен, что он никому ничего не расскажет. На время мне стало легче: я знал, что хотя бы один человек поймет меня.
Потом меня позвали служить у начальника штаба и я попал в родную стихию – компьютеры. Я печатал документы целыми днями и был рад, что не вижу людей из своего взвода. Настала зима, и начальник штаба ушел в отпуск, а его место занял начальник разведки, которого я впоследствии ненавидел до конца службы! Он меня сразу выгнал, и я опять столкнулся со своим взводом. Я чистил снег на плацу, всё начало повторяться: оскорбление, слёзы… Но в один ужасный день всё резко изменилось. Я узнал что замкомвзвода, уходя на дембель, рассказал мой секрет всем! Когда я это услышал, я просто упал. Говорят, меня видели в жестокой истерике, я постоянно повторял одну фразу: «За что?». Говорят, что меня тащили под руки в казарму, там я сидел, не шевелясь, до отбоя, меня даже на вечернюю поверку не вытащили. Потом пришел фельдшер, дал мне каких-то успокаивающих таблеток, я медленно уснул и упал, меня положили спать. Наутро я просто не мог говорить, болела голова, я не помнил, что было вчера – только как обнаружил, что мой секрет все знают, а потом стало невыносимо плохо, и всё.
Две недели меня никто не трогал – боялись. Потом снова начали доводить. Я начал сильно материться, умолять оставить меня в покое, даже пару раз пытался ответить обидчику силой – всё без толку. Потом меня снова довели, и я ушел в туалет. Там я, стоя напротив открытого окна, вдруг задумался о суициде. Но эта мысль вылетела из головы, когда я вспомнил, что живу не ради себя, а ради матери, и пока она жива, должен жить я.
Вскоре меня отправили в наряд, которого я всю свою жизнь не забуду! Наряд называется «Оцепление». Суть в оцеплении всех дорог, чтобы при проведении стрельб не ранило гражданских. Меня поставили в такой наряд, а дело было зимой. Нас вывезли в 5 утра на машине и выкинули на старой дороге, где даже будки нет. Был крутой мороз, слава богу, ветра не было. Завтрак нам привезли в шесть вечера, ни обеда, ни ужина мы не видели. Нас ставили по двое на каждой точке оцепления, но именно на моей точке не было будки. В наряде мы стояли 22 часа с лишним, всё это время мёрзли и были дико голодными. В итоге, если бы я не позвонил комбату со словами: «Товарищ старший лейтенант, стрельбы уже два часа как закончились, что мы тут торчим?», неизвестно, сколько мы бы ещё там простояли.
Потом случилось то чего я не ожидал вообще никак – нашу часть выбрали на парад в Москве. Кто не мог или не хотел в нём участвовать, переводились в другие дивизионы и даже в пехоту. Меня перевели сначала в реактивный дивизион – там было всё по-другому: чувствовалась сплоченность, поддержка товарищей. Там мне стало намного легче. Но пробыл я там всего два дня, причём эти два дня я даже не был военнослужащим! В штабе у нас всегда лежал свежий штатный список военнослужащих, и, когда я в него заглянул, меня не было ни в одном списке ни одного подразделения. Меня даже в столовой могли не кормить (слава богу, всё же кормили). Потом меня перевели во второй дивизион где солдаты совсем одичали, поскольку командира не было на рабочем месте, а начальник штаба был постоянно в состоянии алкогольного опьянения. Солдаты там были очень жестокими, поэтому не прошло и недели, как я выяснил, что мой секрет и тут знают все. На пустом месте на меня стали буквально наезжать дагестанцы, свои же ребята и остальные из взвода и батареи. Я почти переспал спать, был постоянно охвачен чувством тревоги, и меня невыносимо стали доводить!
Здесь дорогие читатели расскажу совсем интересный случай халатности офицеров. От унижений и постоянных психологических атак иммунитет мой снизился, и я стал заболевать. Кашель не давал мне уснуть часов до 5 утра, я совершенно не высыпался, стала болеть голова и постоянно был заложен нос. Обратившись к фельдшеру с просьбой отвести меня в медпункт, я услышал в ответ: «Опять косишь? Смотри, если снова закосил, то вообще больше тебя никуда отводить не буду!». А у меня было пониженное давление от недобора веса, часто кружилась голова, доходило дело и до обморочных состояний. Меня отвели в медроту, там меня осмотрел молодой лейтенант: «Дыхание чуть напряжённое, хрипов не наблюдаю, твоё состояние – здоров! Просто косишь». Даже таблеток не дал.
Меня и ещё 13 человек отправили в командировку на военную базу в Войбокало. Прошло два дня после прибытия, с утра лейтенант спрашивает: «Кто там ночью захлёбывался от кашля?» Я сказал, что у меня уже три недели длится. Местный фельдшер обнаружил хрип, бульканье в лёгких и подозрение на пневмонию, плюс острый синусит носовых пазух! Фельдшер сказал, что медики у нас последние дебилы, неучи и неандертальцы, а меня на следующий день отвезли в госпиталь города Санкт-Петербурга, где я пролежал около полутора месяцев.
Продолжение следует.
Бедные наши дети!!!
За что!!!!!!!!!!
Отдаем в армию здоровых, веселых, жизнерадостных мальчишек, а взамен получаем забитых зверьков, голодных, холодных, измученных душой и телом…
это какой то кошмар